Констанс О`Бэньон - Обещание экстаза

– Значит, я поступила правильно, когда сбежала. Если бы я осталась, у тебя не было бы сына и некого было бы везти в Техас.

Он пожал плечами:

– Не стоит об этом говорить. Лучше позаботься о том, чтобы собрали вещи Фарради. Я уезжаю немедленно.

Ему хотелось стиснуть жену в объятиях и зацеловать до смерти, но он был вынужден держать себя в руках.

Виктория подошла к столу и села. Взглянув на мужа, проговорила:

– Полагаю, что сейчас ехать не следует. Это было бы неразумно.

Эдвард молчал, и она продолжала:

– Тебе нужно найти кормилицу, которая согласится поехать с тобой в Техас. Фарради еще требуется материнское молоко.

– У него есть кормилица. Я видел ее сегодня. Я ей заплачу, и она поедет со мной.

– Сомневаюсь, что ты сможешь уговорить Рут поехать с тобой. У нее семеро своих детей. Да и муж ее не отпустит. Его зовут Джош. – Виктория взяла лист бумаги и принялась писать. – Следует повесить объявление о том, что ты ищешь кормилицу. Я уверена, что желающие быстро откликнутся. Возможно, уже завтра к вечеру ты сможешь с ними переговорить.

Эдвард молча наблюдал за женой, писавшей объявление, и удивлялся ее выдержке. Рука Виктории ни разу не дрогнула, хотя он прекрасно знал, какие чувства она сейчас испытывала.

Наконец она подняла голову, и их взгляды встретились.

– Я скажу Моссу, чтобы он повесил его завтра утром. Если хочешь, можешь здесь переночевать.

– Благодарю тебя за гостеприимство и принимаю приглашение. Если, конечно, ты сама не будешь испытывать при этом неудобств.

– Не волнуйся, Эдвард. – Она словно разговаривала с незнакомцем. – А где твой багаж? В Саванне?

– Да, в гостинице «Странник».

– Я отправлю за ним Джоша.

– Спасибо, – кивнул Эдвард.

– А теперь, если ты не против, я покажу тебе твою комнату.

Виктория взяла лампу и направилась к двери. Эдвард последовал за ней. Он видел, как соблазнительно покачивались ее бедра, когда она поднималась по ступенькам лестницы. Открыв дверь спальни, расположенной напротив комнаты Фарради, Виктория вошла и поставила лампу на стол.

– Бекки принесет тебе воды, чтобы ты мог умыться. Я знаю, что ты привык каждый вечер принимать ванну, но уже довольно поздно.

– Кувшина воды мне хватит.

– Если тебе понадобится что-нибудь еще, скажи Бекки. – Виктория направилась к двери, но у порога остановилась и, обернувшись, сказала: – Если я так легко согласилась его отдать… не думай, что я его не люблю. – Молча кивнув, она вышла из комнаты и осторожно притворила за собой дверь.

Эдвард со вздохом опустился на кровать. Он получил желаемое, но почему-то не испытывал удовлетворения. Он улегся на спину и закрыл глаза. О Боже, его по-прежнему влекло к ней, и ночью ему придется бороться с искушением. Ему хотелось заключить ее в объятия и рассказать, как долго он ее искал и как по ней истомился. Хотелось прикоснуться к ней и ощутить тепло ее тела. Неужели он навсегда останется у нее в плену?

Когда Эдвард уснул, ему приснился белый песчаный пляж, на котором они с Викторией сооружали замок. Потом он страстно ее целовал и обнимал… Эдвард проснулся в холодном поту и попытался не думать о Виктории. Он долго лежал без сна, не в силах забыться. Услышав плач Фарради, он быстро оделся и зашел в детскую. Колыбель была пустой, но он увидел, что дверь в соседнюю комнату открыта, – вероятно, это была спальня Виктории. Она тихо разговаривала с сыном. Эдвард прислушался.

– О, мой милый, ты обо мне скоро забудешь. Ты никогда не узнаешь, как мама тебя любит. Возможно, потом, когда ты подрастешь, кто-нибудь тебе расскажет обо мне. Но у тебя будет отец. Он будет тебя любить и сделает твою жизнь счастливой.

Виктория начала тихонько напевать малышу колыбельную. Ее голос дрожал, и она всхлипывала время от времени. Наконец проговорила:

– Вот и хорошо, что ты уснул. Сегодня ты будешь спать со мной. Пока ты здесь, мы не будем разлучаться ни на минуту.

Эдвард вернулся в свою комнату. Он до рассвета лежал без сна и думал о Виктории. Он почувствовал ее боль, как свою собственную.

Виктория проснулась на рассвете. Фарради спал рядом с ней, и она, осторожно поднявшись с постели, начала одеваться. Потом разбудила мальчика, покормила его и вышла с ним на прогулку.

Эдвард наблюдал за женой из окна спальни. Он видел, как Виктория с сыном уселась под деревом. Она то и дело целовала его в щечку и ерошила ему волосы. Через некоторое время она поднялась и направилась к дому.

Эдвард вышел из спальни и спустился вниз, чтобы встретить жену в холле.

– Доброе утро, Эдвард. Как спалось?

– Спасибо, хорошо, – солгал он. – А как ты?

– Мы хорошо спали. Правда, Фарради?

Она подняла сына над головой, и тот залился веселым смехом.

Эдвард протянул к нему руки, и Виктория передала ему мальчика. Он осторожно погладил его по волосикам и чмокнул в щечку.

– Какой ты хорошенький маленький мальчик.

Фарради похлопал отца по щеке и прижался к нему.

Виктория наблюдала за ними с болью в сердце. Фарради был маленькой копией своего отца. Это сходство особенно бросалось в глаза, когда они находились рядом.

В комнату вошла Бекки. Она с улыбкой проговорила:

– О, мистер Ганновер, малыш Фарради очень похож на вас.

– Ты действительно так думаешь, Бекки? – спросил Эдвард. Замечание служанки ему польстило.

– Да, сэр, конечно. А теперь, если вы позволите, я заберу Фарради, чтобы покормить.

Эдвард передал малыша Бекки. Тот захныкал, не желая расставаться с отцом.

– Он необыкновенно умный мальчик, – сказал Эдвард, поворачиваясь к жене.

– Да, – кивнула Виктория. Она почувствовала, что к горлу ее подкатил комок. – Ты будешь сейчас завтракать, Эдвард?

– Если ты тоже позавтракаешь.

Они прошли в столовую, и Виктория быстро накрыла на стол. Затем налила себе и мужу по чашке кофе. Какое-то время оба молчали. Наконец Эдвард спросил:

– Почему ты ничего не ешь?

Она пожала плечами:

– Я редко завтракаю.

– Ты очень похудела.

Виктория встала из-за стола.

– Прости, Эдвард…

– Сядь, Виктория. Я хочу с тобой поговорить. Ты должна уделить мне немного времени.

Она медленно опустилась на стул и вопросительно посмотрела на мужа.

– Скажи, Виктория, где ты взяла деньги на восстановление дома и хозяйства? Уезжая из Техаса, ты почти ничего не взяла с собой, не так ли?

– Это долгая история, Эдвард, и мне бы не хотелось утомлять тебя подробностями.

– Все, что тебя касается, не может утомить меня.

– Но ведь ты меня ненавидишь, Эдвард, правда?

Он улыбнулся, но в его улыбке не было теплоты.

– Ненависть – слишком сильное чувство, Виктория. – Он провел пальцем по кромке чашки. – Правильнее будет сказать, что ты мне безразлична.